Улица, которая была вторым домом. Послевоенная действительность

Однако за усвоением внешних признаков уголовной субкультуры включения её норм во внутренний мир ребенка в целом не последовало. Марк Захаров, искавший в юности «сомнительных приключений с краснопресненской шпаной», полагает, что «запах криминала» воспринимался тогда как веселый авантюризм, не более того. Подтверждением тому служат часто встречающиеся в воспоминаниях сюжеты, о том, как ныне знаменитые личности, признанные авторитеты в своих областях, во второй половине 1940-х гг. были активными участниками подростковых группировок. К примеру, М. Таривердиев вспоминал о шпане г. Тбилиси, которую возглавляли Володя Бураковский (в будущем знаменитый кардиохирург, академик) вместе с другим будущим академиком Женей Примаковым.[31] При прочтении воспоминаний складывается впечатление, что в тех условиях, в которых росло молодое поколение, легко было перейти грань, отделяющую «нормальное» общество от преступного, и многие ребята, не имевшие надлежащего родительского контроля, эту грань переступали.

Дворовая жизнь, как результат взаимодействия субкультур способствовала развитию самостоятельности, формированию подросткового коллективизма. Кроме этого, за годы войны значительные потери мужского населения на фронте, высокая смертность мужчин в тылу, разводы привели к увеличению числа неполных семей. В результате во дворе ребята приобретали те социально значимые ролевые установки и типы поведения, которые обычно передаются от отца к сыну. Вероятно поэтому представители старшего поколения, ищущие истоки своей индивидуальности в детстве, признают значительное влияние дворовой жизни на формирование их самоидентичности. [27]