Период 1919-1922 гг.

И пройдет совсем немного времени, и сам П.Сорокин будет скрываться в северодвинских лесах от жаждущих его крови «сверхчеловеков», которые поставили себя по ту сторону права и морали.

«Конфуз» получился столь сильный, что его никто не заметил. По-видимому, его не сразу осознал и сам П.Сорокин. Понадобилось пережить революцию, угрозу расстрела, пожить по «красным террором», увидеть голод 1921 года, чтобы в сердце образовались новые убеждения.

Многое, написанное Сорокиным в 1919-1922 гг. написано, как уже отмечалось, как бы по инерции. Несомненной заслугой Сорокина-социолога является глубокое осмысление русской революции, которой он посвятил книгу «Современное состояние России» (Прага, 1923 г.) и статью «Россия после НЭПа». Но и в них он все еще стоит, по-видимому, на позициях просветительского гуманизма. Рассмотрим, однако, его «социологию революции» подробнее. Наиболее краткий ее вариант Сорокин дал в своей автобиографии.

«Всякая революция, - пишет он здесь, - описывая полный цикл своего развития, проходит три типичных фазы. Первая фаза, как правило, быстротечна. Она отмечена радостью по поводу освобождения от гнета старого режима и великими надеждами на реформы, которые обещают все революции. Эту первоначальную стадию можно назвать лучезарной: ее власть гуманна и великодушна, действия мягки, нерешительны и довольно бессильны. В человеке начинается просыпаться «звериное начало». Эта коротка увертюра начинает сменяться обычно второй, разрушительной фразой. Революция превращается теперь в неистовый ураган, который разрушает все безразборно на своем пути. Он безжалостно выкорчевывает не только устаревшие, но и полнокровные институты, которые он разрушает наравне с мертвыми или отжившими свое ценностями; он убывает не только паразитарную старорежимную властвующую элиту, но также и множество творческих личностей и групп. На этой стадии революционная власть безжалостна, тиранична и кровожадна. Ее действие в основном разрушительно, ее методы – насилие и террор. Если ураганная фаза не разрушит нацию до основания, революция постепенно перерастает в третью, конструктивную фазу. Все контрреволюционные силы уничтожены, начинается строительство нового порядка, новой культуры, нового человека. Этот новый порядок создается не только на основе революционных идеалов, но предусматривает реставрацию наиболее жизненный революционных институтов, ценностей и тех особенностей быта, которые на время были разрушены во второй фазе революции и которые оживают и восстанавливаются не зависимо от желания революционной власти. Таким образом, послереволюционный порядок обычно представляет собой смешение новых порядков и нового образа жизни со старыми, жизненными и продуктивными порядками дореволюционного времени. Примерно с конца 20-х годов начался переход русской революции к этой продуктивной фазе, которая в настоящее время достигла своего полного развития».

В теоретическом плане с приведенными соображениями трудно не согласиться. «Три фазы» действительно просматриваются в любой великой революции, если она проходит полный цикл своего развития. Но попытаемся применить эту абстрактно-теоретическую схему к конкретной ситуации – русской революции 1917 г. По мнению Сорокина, ее первую фазу нужно отсчитывать с событий февраля-марта, в результате которых к власти пришло Временное правительство, большевистский октябрьский переворот знаменует наступление второго этапа, и, наконец, начало третьей фазы совпадает с введением нэпа.

Однако такая периодизация вызывает возражения. Из истории великих революций, описавших полный цикл своего развития, мы знаем, что переход от второй фазы к третьей обязательно связан с победой контрреволюции и более или менее длительным периодом реставрации, коим нэп, конечно же, не является. Вместе с тем, Сорокин чутко уловил подлинный парадокс русской революции, парадокс столь же знаменательный, сколь и актуальный. «История, - пишет он, - поистине сыграла злую шутку с коммунистами. Она заставила их собственными руками вводить снова капитализм, так усердно разрушавшийся ими. И они увидели, наконец, что коммунизм привел к полному развалу всей хозяйственной жизни, и им стало понятно, что без капитализма нет спасения».

В марксистской историографии годы нэпа оценивались преимущественно со знаком плюс. Мрак и ужас последующих лет списываются на произвол Сталина, который «свернул голову» новой экономической политике и направил историю в совсем другую сторону. Логика рассуждений при этом такова: если бы те экономические возможности, которые открылись перед страной, не были пресечены насильственной коллективизацией, победа и процветание «гуманитарного социализма» были бы обеспечены. Сорокин с самого начала отчетливо видел внутреннюю антиномличность нэпа, который, с одной стороны, был провозглашен всерьез и надолго, а с другой – определялся как «временное отступление». В результате такой политики, с полным на то основанием считает Сорокин, «на месте погибшего коммунизма оказался веденным ненастоящий капитализм, а хозяйственно-социальный строй, представляющий смесь всех отрицательных сторон капитализма без его положительных организационно-производственных функций и всех отрицательных сторон деспотического коммунизма. Этому «монстру» было дано громкое название «государственного капитализма». Оценка Сорокина находит свое подтверждение в таком, на первым взгляд, неожиданном источнике, как «Краткий курс истории ВКП(б). Здесь читаем: «Свобода торговли, указывал Ленин в своем докладе, приведет к некоторому оживлению капитализма в стране. Придется допустить частную торговлю и разрешить частным промышленникам открывать мелкие предприятия. Но не надо этого боятся. Ленин считал, что некоторая свобода товарооборота создаст хозяйственную заинтересованность у крестьянина, повысит производительность его труда и приведет к быстрому подъему сельского хозяйства, что на этой основе будет восстанавливаться государственная промышленность и вытесняться частный капитал, что, накопив силы и средства, можно создать мощную индустрию – экономическую основу социализма, и затем перейти в решительное наступление, чтобы уничтожить остатки капитализма в стране».

Перейти на страницу: 1 2 3

 

Семья как социальный институт

Семья как древнейший институт человеческого общества прошла сложный путь развития - от родоплеменных форм общежития к нуклеарной семье, состоящей только из родителей и детей.

Статистика сайта