Период 1919-1922 гг.

Это описание «сущности» нэпа чуть ли не дословно совпадает, говоря словами Сорокина, со «сказкой про белого бычка, логически вытекающей из аргументации коммунистов». «Введя нэп, - пишет он, - коммунисты продолжали упираться и стали бормотать о «передышке». Нэп – «капитализм» – это передышка, она нужна для восстановления хозяйства. «когда оно будет восстановлению – мы снова перейдем к коммунизму», так говорили они. Поистине архистранная логика и политика! На обычном языке она гласит: «для восстановления хозяйства нужен капитализм, и мы его вводим. Когда хозяйство возродится – мы введением коммунизма снова разрушим его. По достижении полного развала для восстановления снова заменим его коммунизмом, то есть разрушением; потом опять будет капитализм, за ним – опять коммунизм» и т.д.…»

И все-таки Сорокин считает, что именно отсюда берет начало третья стадия революции, которая «предусматривает реставрацию наиболее жизненных дореволюционных институтов, ценностей». Но, как нам хорошо известно, ничего подобного в результате «временной передышки» не произошло. «Уже через год после введения нэпа, - с явным удовлетворением отмечается в «Кратком курсе», - на ХI съезде партии, Ленин заявил, что отступление конечно, и выдвинул лозунг: «Подготовка наступления на частнохозяйственный капитал».

Явное противоречие между реалистической оценкой нэпа и связанными с ним же упованием на скорее падение власти большевиков можно, конечно, объявить сугубо «психологическими» причинами, которые побуждают порой принимать желаемое за действительное. Но была еще одна причина такого обольщения. Дело в том, что оценка Сорокиным общего состояния России тоже может показаться если не противоречивой, то, по крайней мере, двойственной, если не сказать – двусмысленной.

С одной стороны, он рисует картину полной разрухи, деградации и одичания России, с другой – подмечает каждый, пусть даже самый незначительный, росток «нового», переносит на него все свои упования, предсказывая скорее падение большевизма и возрождение России. Хотя с расстояния семи десятков лет эти предсказания кажутся утопичными, тем не менее, их стоит рассмотреть.

У Сорокина мы находим, по сути дела, три варианта будущего развития России. Первый: власть «еще несколько лет просуществует, но при условии дальнейшей эволюции в сторону капитализма и правового строя. Иначе – она будет сброшена насильственно», - и второй: «Если эта революция будет – в конце ее власть ожидает тоже падение, но более мягкое». Оба эти сценария предусматривали крах большевизма. Что касается третьего варианта – описанной выше ситуации «белого бычка», когда «капитализм» и «коммунизм» попеременно сменяют друг друга, - то его сам Сорокин считал, по-видимому, лишь теоретической моделью, неосуществимой на практике.

По-видимому, худший вариант развития Сорокин отвергал в силу присущей гуманистическому сознанию веры в социально-экономический прогресс. Согласно гуманистической иллюзии прогресса, худшее – позади, а лучшее – впереди. Проистекает эта иллюзия не столько от прекраснодушной наивности, столько от того, что гуманизм в первую очередь озабочен судьбой Добра. Зло же рассматривает как своего рода математический минус, или, если воспользоваться формулой В.С.Соловьева, «естественный недостаток, несовершенство, само собою исчезающее с ростом добра». Такой тип сознания способен самое большее персонифицировать Зло, которое в конечном счете все равно функционирует по законам Добра. Между тем законы функционирования Зла принципиально отличны от аналогичных законов Добра. Кажется, впервые на это указал декабрист Н.И.Тургенев в одном из писем к П.Я.Чаадаеву: «Зло, чтоб не погибнуть, должно, так сказать, быть осуществлено, в одной мысли оно жить не может: добро же, напротив того, живет не умирая, даже и в свободной идее, независимо от власти человеческой». Отсюда же проистекает и другое фундаментальное различие: Добро в качественном отношении статично. То, что было Добром тысячу лет назад, то сейчас Добро и останется таковым, пока стоит мир. Зло, напротив, должно постоянно разнообразиться, постоянно наращивать совою мощь.

Будучи очевидцем революции, гражданской войны, голода, разрухи, Сорокин, вероятно, считал, что всякую меру зла большевики уже превзошли: большего быть не может. Новая экономическая политика, как бы половинчата и непоследовательна она ни была сломлена. Для этого понадобится уничтожить несколько десятков миллионов человек, а страна и без того обескровлена, обезглавлена и разорена дотла. Мало кто из современников Сорокина мог предвидеть в то время, что способность большевиков к насилию безгранична, что для сохранения и распространения своей власти они готовы уничтожить не только половину населения всей России, но и всего мира.